Образ мыслей против модернизации

13 сентября в НИУ ВШЭ прошел круглый стол «Ментальность и модернизация», организованный Высшей школой экономики и Фондом «Либеральная миссия».

Видеозапись круглого стола

Причина застоя и коррупции в России кроется в менталитете народа, любят повторять обыватели, а вместе с ними и некоторые политики и ученые. Но это всего лишь отговорка для тех, кто не хочет работать с национальной ментальностью. Зарубежный опыт показывает, образ мышления целого народа можно изменить. И только такая ломка может способствовать модернизации, сошлись во мнении участники круглого стола.

В нынешней России модернизация невозможна, как бы сильно власть ни старалась ее «вырастить», считает бывший секретарь Союза журналистов России, а ныне директор Фонда общественной экспертизы Игорь Яковенко, выступление которого открыло обсуждение. «СКОЛКОВО» и замена оборудования на заводах с той модернизацией, которой хотят добиться, ничего общего не имеет. Модернизация осуществляется обществом, а не властью. Она предполагает коренное изменение ментальности, образа мыслей огромной части населения, уверен журналист и культуролог Яковенко.

По его мнению, на сегодняшний день российское общество архаично и в ментальном смысле делится на «пастырей» и «быдло». Такое общество не «модернизационно». Более того, ментальность такого рода очень сильна, к ней легко «скатиться», если ослабить внешнее модернизирующее воздействие. Но, несмотря на то, что ментальность России остается на уровне развития средневековой Европы, измениться она может, в этом нет ничего нереализуемого.

В Средневековой Европе толчком к развитию стал протестантизм — в корне изменивший ценности, создавший динамичную культуру, культ успешности. В первую очередь — на Британских островах. По внутренней природе своих культур католики, православные, мусульмане далеки от порождения инноваций, и они отвечали на это внешнее воздействие со стороны протестанской цивилизации, поскольку иначе рисковали стать полностью неконкурентоспособными.

В российской истории был «светлый момент», когда ментальность была близка к тому, что измениться — это начало 1990-х, отметил уполномоченный по правам человека в Москве, префект ЦАО Москвы в 1991-2001 годы Александр Музыкантский. Пресса действительно была свободной, суды работали иначе, власть реагировала на критику по-другому, чем теперь. Однако этот период был недолгим, за каких-то 7–8 лет все вернулось на круги своя и начался «дрейф». И сейчас ментальность дрейфует в сторону базовых внутренних установок 300-летней давности.

Эти установки появились в свое время не на пустом месте. Зона рискованного земледелия, голод, повторяющийся раз в семь лет, соседство с воинственными кочевыми племенами породили в обществе пессимизм, гностицизм. До сих пор противоположное мнение считается мнением врага, поэтому невозможен никакой диалог, объясняет Музыкантский. Последние «модернизационные» изменения ситуацию ничуть не улучшают. Диктатура развития перерождается в диктатуру застоя.

Единственный выход в данной ситуации — заняться осмысленным изменением ментальности, оценить ее положительные и отрицательные стороны, понять, из чего можно извлечь пользу, к таким выводам приходит Яковенко. Нужно выстроить систему образования таким образом, что бы она формировала экономическое мышление: город на Руси возникал вокруг ставки правителя, а европейский город рос вокруг торга. Это очень важный момент.

Культура и ментальность действительно являются решающими факторами модернизационного перехода, согласен заведующий кафедрой прикладной институциональной экономики экономического факультета Московского государственного университета имени М.В. Ломоносова, президент Ассоциации независимых аналитических центров экономического анализа (АНЦЭА) Александр Аузан. Каждая страна должна придти к уникальному сочетанию культурных факторов и эффективных институтов, которые позволят ей модернизироваться.

Однако анализ изменения ментальности в таких странах, как Сингапур, Тайвань, Южная Корея, показывает, что есть и некие универсальные изменения в ценностях. Так, растет ценность самореализации, уменьшается дистанция между населением и властью, коллективизм сменяется индивидуализмом, возникает долгосрочное планирование.

Признаки того, что российская ментальность также могла бы измениться, безусловно, есть. Например, российские граждане, эмигрировавшие в западные страны, воспринимают профессию как призвание, способны к мобилизационному усилию, демонстрируют свою универсальность. В итоге у большинства из них в условиях нормальных институтов карьеры складываются успешно. Все это черты российской ментальности, которые вполне совместимы с модернизационными задачами, уверен Аузан.

Еще один важный факт о Корее, Сингапуре и Тайване — все три страны раньше были крайне архаичны. Однако они оказались в ситуации, когда их конкурентоспособность и выживание зависели от того, смогут ли они преодолеть собственную архаичность. «Половинчатость» в данном случае шансов не имеет, подчеркнул другой участник круглого стола Александр Архангельский, ординарный профессор ВШЭ.

Анастасия Астахова, специально для новостной службы портала ВШЭ

Фото Никиты Бензорука